Милейшее название «Ромашка», как-то совсем не мило нам давалось и совсем не шло на встречу. Мы исколесили весь участок трассы в поисках съезда, но так и не нашли. А потом я вспомнила, что в смс упал номер телефона. Ура. И такой молодой голос нам начал объяснять дорогу. Уже даже расстраиваясь от того, как мы близко, и не можем доехать: - Значит не можете найти, не доедете? – робко спросил мужской голос с нотками грусти. – Ну как же…приедем! Ищем!
Это был очень красивый зеленый дом с белыми резными ставнями и наличниками. Светловолосый мужчина, почти бегом впустил нас в калитку. Он был так взволнован, что мы все же доехали, что в какой-то момент мне стало страшно от его отдышки. «Кардиостимулятор вшит», - показывал он на грудину, - «теперь не остановится, а вот стенокардия добьет меня».
- Это был, 41 год, май месяц. Вызвали в райком комсомола и в училище прямая дорога. – Андрей Дмитриевич сделал такой говорящий жест рукой, мол «вперед», ведь ему было уже 20, больше ничего не оставалось. - В 41 закончил пехотное училище 19 ноября. А после этого фронт. Западный фронт. В апреле первое ранение в голову. Самые тяжелые и трудные годы были на фронте – 42-43, когда немец шел стеной на Сталинград. Вся Прибалтика была под немцами, были на Кавказе, а мы обороняли Москву. Для страны это было самое тяжелое время. Когда на фронте боеприпасы и то выдавали по норме расхода, особенно на западном фронте. Поэтому война началась для меня как-то неожиданно. Верили в это, энтузиазм колоссальный был, все стремились после ранения попасть в свою часть, вернуться на фронт, именно в свою часть. В 42 осенью дивизия передислоцировалась на западный фронт, в апреле ранен в предплечье и в 43ем я отвоевался. По состоянию здоровья не был годен к службе.
Когда маршал наш, Жуков, был на Урале я служил военным комиссаром в Белоярке. 25 лет отдал службе.
Он сидел в своем таком красивом кителе за столом и постоянно стучал пальцами. Он нервничал, не выдавая себя.
- Вспоминается больше фронт, передний край, там, где день и ночь боевая готовность. 42 год, когда 5 патронов на винтовку на сутки и хочешь стреляй, хочешь не стреляй.
- Как вы выживали в этом всем??
- Так и выживали. У немцев тоже немного было патронов. Ракеты в основном. А кем запущена, немцами или нами, все равно передний край. Быт солдатский вспоминается: кому помыться, кому постираться, жизнь то своим чередом идет. Все это устраивалось, исходя из той ситуации, которая складывалась на фронте. Обычно подразделения выводились на санобработку, полевые бани работали, кухни тоже своевременно работали, но маскировка, соблюдение дисциплины – дело не из легких.
- Иногда скучно себя чувствовали, скучно в смысле не знали, что будет с боеприпасами. Даже руководство не знало, будут завтра боеприпасы или не будут.
- Даже не знали отвечать или нет на выстрелы?
- Отвечали только, когда где-то шорох… (Пауза) Выстояли! Мы победили!!! Это главное…. – это была такая горькая улыбка сквозь сдержанные слезы… что страшно было нарушить этот баланс, чтобы не прорвало, не хлынуло, иначе уже и не сдержать….
- Самое трудное – хоронить. Я очень трудно переносил это. Из боя возвращались далеко не все. Особенно под Изюмом, есть такой сладкий город, речушка небольшая, но дала о себе знать капитально… – при этих словах его глаза стали мокрыми и красными, руки тряслись. А мне в память врезался вшитый в сердце Андрея Дмитриевича кардиостимулятор и я понимала, что нет…нельзя дальше…
- Самая дорогая для меня медаль – За отвагу! – Их всегда давали только за бой… - он еле сдерживал слезы…тряслись губы, опускал глаза, и сдержал… - а все другие такого не стоят.
На погонах блестели две золотые звезды, статный и величественный подполковник молчал, не давая памяти приближаться так близко. И не отпуская эту память. Тяжелое молчание нарушила маленькая заботливая женщина «вот вам тапочки, а то ноги то замерзнут».
Сердце Андрея Дмитриевича не отпускала тяжесть и тревога:
- Надо чтобы молодежь была готова к обороне! Здоровье молодежи надо, надо стремиться к этому. Учебы! Без знаний делать в солдатах нечего, хлюпики тоже не нужны. Армии нужна сейчас техника, вооружение, которая требует знаний. Нам 70 лет назад отвоевавшим и сравнения нет никакого, с техникой, которая есть сейчас.
К этому времени Нина Ильинична уже успела причесаться и прихорошиться, она подошла к мужу и обняла его за плечо. Даже я, глядя на них, чувствую, сколько теплоты в этих прикосновениях и сколько любви. «Андрюша у меня самый лучший! Правда…самый!»
Это был очень красивый зеленый дом с белыми резными ставнями и наличниками. Светловолосый мужчина, почти бегом впустил нас в калитку. Он был так взволнован, что мы все же доехали, что в какой-то момент мне стало страшно от его отдышки. «Кардиостимулятор вшит», - показывал он на грудину, - «теперь не остановится, а вот стенокардия добьет меня».
- Это был, 41 год, май месяц. Вызвали в райком комсомола и в училище прямая дорога. – Андрей Дмитриевич сделал такой говорящий жест рукой, мол «вперед», ведь ему было уже 20, больше ничего не оставалось. - В 41 закончил пехотное училище 19 ноября. А после этого фронт. Западный фронт. В апреле первое ранение в голову. Самые тяжелые и трудные годы были на фронте – 42-43, когда немец шел стеной на Сталинград. Вся Прибалтика была под немцами, были на Кавказе, а мы обороняли Москву. Для страны это было самое тяжелое время. Когда на фронте боеприпасы и то выдавали по норме расхода, особенно на западном фронте. Поэтому война началась для меня как-то неожиданно. Верили в это, энтузиазм колоссальный был, все стремились после ранения попасть в свою часть, вернуться на фронт, именно в свою часть. В 42 осенью дивизия передислоцировалась на западный фронт, в апреле ранен в предплечье и в 43ем я отвоевался. По состоянию здоровья не был годен к службе.
Когда маршал наш, Жуков, был на Урале я служил военным комиссаром в Белоярке. 25 лет отдал службе.
Он сидел в своем таком красивом кителе за столом и постоянно стучал пальцами. Он нервничал, не выдавая себя.
- Вспоминается больше фронт, передний край, там, где день и ночь боевая готовность. 42 год, когда 5 патронов на винтовку на сутки и хочешь стреляй, хочешь не стреляй.
- Как вы выживали в этом всем??
- Так и выживали. У немцев тоже немного было патронов. Ракеты в основном. А кем запущена, немцами или нами, все равно передний край. Быт солдатский вспоминается: кому помыться, кому постираться, жизнь то своим чередом идет. Все это устраивалось, исходя из той ситуации, которая складывалась на фронте. Обычно подразделения выводились на санобработку, полевые бани работали, кухни тоже своевременно работали, но маскировка, соблюдение дисциплины – дело не из легких.
- Иногда скучно себя чувствовали, скучно в смысле не знали, что будет с боеприпасами. Даже руководство не знало, будут завтра боеприпасы или не будут.
- Даже не знали отвечать или нет на выстрелы?
- Отвечали только, когда где-то шорох… (Пауза) Выстояли! Мы победили!!! Это главное…. – это была такая горькая улыбка сквозь сдержанные слезы… что страшно было нарушить этот баланс, чтобы не прорвало, не хлынуло, иначе уже и не сдержать….
- Самое трудное – хоронить. Я очень трудно переносил это. Из боя возвращались далеко не все. Особенно под Изюмом, есть такой сладкий город, речушка небольшая, но дала о себе знать капитально… – при этих словах его глаза стали мокрыми и красными, руки тряслись. А мне в память врезался вшитый в сердце Андрея Дмитриевича кардиостимулятор и я понимала, что нет…нельзя дальше…
- Самая дорогая для меня медаль – За отвагу! – Их всегда давали только за бой… - он еле сдерживал слезы…тряслись губы, опускал глаза, и сдержал… - а все другие такого не стоят.
На погонах блестели две золотые звезды, статный и величественный подполковник молчал, не давая памяти приближаться так близко. И не отпуская эту память. Тяжелое молчание нарушила маленькая заботливая женщина «вот вам тапочки, а то ноги то замерзнут».
Сердце Андрея Дмитриевича не отпускала тяжесть и тревога:
- Надо чтобы молодежь была готова к обороне! Здоровье молодежи надо, надо стремиться к этому. Учебы! Без знаний делать в солдатах нечего, хлюпики тоже не нужны. Армии нужна сейчас техника, вооружение, которая требует знаний. Нам 70 лет назад отвоевавшим и сравнения нет никакого, с техникой, которая есть сейчас.
К этому времени Нина Ильинична уже успела причесаться и прихорошиться, она подошла к мужу и обняла его за плечо. Даже я, глядя на них, чувствую, сколько теплоты в этих прикосновениях и сколько любви. «Андрюша у меня самый лучший! Правда…самый!»
